Приветствую Вас Гость
Пятница
29.03.2024
03:12

Мой сайт

Меню сайта
Форма входа
Поиск
Календарь
«  Январь 2014  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
2728293031
Архив записей
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 2
Мини-чат
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    Главная » 2014 » Январь » 23 » Записки врача (Дуэ)На фото Шабалова Н.А. в первом ряду посередине. :: Пиелонефрит шабалов
    12:12

    Записки врача (Дуэ)На фото Шабалова Н.А. в первом ряду посередине. :: Пиелонефрит шабалов





    пиелонефрит шабалов

    Опубликовано 01.10.2010 8:08 пользователем Григорий Смекалов

    Записки врача (Дуэ)На фото Шабалова Н.А. в первом ряду посередине.

    Очень советую землякам прочитать воспоминания врача Н.А.Шабаловой. Сегодня через более полувековую историю многое видится по иному... НО вкус, запах, цвет эпохи передан исключительно верно. И дает представление не только о сахалинской медицине..Много, очень много имен людей незаслуженно забытых сегодня всплывают на этих страницах.И автор относится к ним с любовью... Это большая ценность для НАШЕЙ истории..
    Г.Смекалов

    Из книги Н.А.Шабаловой «Записки врача», «Лукоморье», Южно-Сахалинск,2002

    В 1944-1950 годах директором Хабаровского медицинского института был профессор Александр Михайлович Дыхно. Истинно русский богатырь, высокий, широкогрудый, быстрый, шумный, громогласный. Он, казалось, все мог как ученый, как хирург, как руководитель института.
    После А. М. Дыхно директором мединститута назначили профессора, заведующего кафедрой хирургии Серафима Карповича Нечепаева. У него было много научных работ, под его руководством выросли десятки ученых. Он спокойно решал вопросы подбора и подготов¬ки преподавательских и научных кадров. Активно влиял на общественные организации института. Вносил на рассмотрение партийных и советских органов края вопросы материальной базы института, всех кафедр, общежитий, оборудования. Учили тогда студентов профессора Г. Н. Сарахтин, Г. И. Ратнер, А. П. Темпер, Л. Я. Немлихер, Е. Е. Гранат, С. Б. Голубчин, А. М. Голубинский, Б. А. Шварц, Н. Я. Похисов и другие.
    Клиника, возглавляемая Серафимом Карповичем, славилась квалифицированными специалистами, успехами в лечебно-диагностической работе, подготовкой научных, преподавательских кадров, специализацией, усовершенствованием врачей-хирургов.
    Еще до поступления в институт я «разжигала» в себе мечту стать хирургом. Когда первый раз присутствовала на операции и увидела кровь, у меня закружилась голова, потемнело в глазах. Обморочное состояние. Мои подруги говорили: «Раз при виде крови — обморочное состояние, значит, не быть тебе хирургом». Это был третий курс обучения. После третьего курса практику проходила в областной больнице г. Николаевска-на-Амуре. Хирургическим отделением заведовал Николай Николаевич Ремизов, который еще больше укрепил во мне желание быть хирургом.
    Врачебную практику проходила в Александровской городской больнице. Пройдя практику, работала в хирургическом отделении под руководством Капитолины Алексеевны Феоктистовой. Много ассистировала ей и Анастасии Митрофановне Черепановой. Самостоятельно оперировала аппендициты.
    Капитолина Алексеевна предложила мне после окончания института приехать работать в их отделение, обещала помочь стать хорошим хирургом. В то время она была главным врачом больницы, но много работала в хирургическом отделении, сама оперировала больных, учила оперировать молодых хирургов.
    При распределении, учитывая мое желание, меня направили на Сахалин. В г. Южно-Сахалинске на приеме у заведующего облздравотделом Бориса Алексеевича Антонова получила приказ о выезде на работу в родной Александровск. Заведующий горздравотделом В. М. Михайлов издал приказ о направлении меня хирургом в хирургическое отделение городской больницы. Мечта, желание сбылись. Радость беспредельная. Буду хирургом, тем более у такого учителя, как Капитолина Алексеевна Феоктистова.
    Капитолина Алексеевна прочла приказ горздравотдела (на работу мне надо было выйти через 20 дней) и сказала:
    — Чего будешь шлындать? Иди в горздравотдел, попроси изме¬нить приказ. И выходи. Некому работать.
    Это был конец июля 1950 года.
    В горздравотделе заведующий В. М. Михайлов, участник Великой Отечественной войны, хирург, в войну работал в госпиталях, сказал:
    — Работать хотите? Очень хорошо. Поедете работать в больницу Дуэ - будете лечить шахтеров, там нет врача, а должно быть пять. Поедете на полтора месяца, прибудут врачи — через месяца два пришлем замену и направим в городское хирургическое отделение.
    Категорически отказывалась работать в Дуэ, объясняя, что вырос¬ла в Дуэ и закончила девятилетку, там знают меня как девчонку. Как воспримет меня население?
    Капитолина Алексеевна говорила с В. М. Михайловым, просила оставить меня в городе. Безрезультатно. Тогда же я узнала, что решен вопрос о переводе Капитолины Алексеевны в г. Южно-Сахалинск. Была очень расстроена. Не описать душевного состояния. Дома -слезы. Решила, что не поеду в Дуэ, считала, что будут немалые трудности в утверждении себя врачом в поселке, где выросла, училась. Не знала и юридических прав, а на работу надлежало выйти через 11 дней после окончания института (отпуск).
    На следующий день заведующий горздравотделом В. М. Михай¬лов сказал мне:
    — Не поедете в Дуэ, напишу в мединститут, каких нам присылают выпускников-врачей. Отказываются работать на участке, где трудятся шахтеры. Не поедете в Дуэ на полтора месяца, направлю в Хоэ, где живут народности Севера, будете обслуживать их и лесников в течение трех лет.
    Пришла домой к маме со слезами. Поговорили, подумали. Мама посоветовала:
    — Раз врача нет, то надо выполнять приказ.
    Учитывая совет мамы и то, что Капитолина Алексеевна уезжает в г. Южно-Сахалинск, на следующий день пришла в горздравотдел, взяла приказ. В нем говорилось, что я назначена главным врачом больницы Дуэ, врачом стационара и амбулаторного приема. Оклад главного врача — 1200 рублей, врача — 830 рублей.
    Из горздравотдела в Дуэ, несмотря на то, что врач там арестован, никто со мной не пошел, чтобы ввести в курс дела. Не посоветовали, с чего и как приступать к работе.
    Со слезами, горечью и болью в сердце, взяв чемоданчик из-под патефона, смену белья, зубную щетку и порошок, фонендоскоп и приказ горздравотдела, пошла по знакомой, много раз хоженной каторжанской тропе.
    Пришла в больницу. Она располагалась в двухэтажном японском здании, в котором во время японской концессии размещалась их контора. Представилась дежурной медицинской сестре, поговорила о больных, позвонила в поселковый Совет, проинформировала секретаря поселкового Совета (председателя не было), пообещав, что завтра зайду, отдам приказ.
    Сделала обход больных, некоторые просились на выписку. Отложила на завтра, надо посмотреть истории болезни, родильниц, детей.
    Минут через пятнадцать после ознакомления с больницей поступил вызов на дом. Дом № 40 по ул. Центральной, квартира 5.
    — Что случилось?
    — Умирает мужчина, боли в сердце.
    Медсестра дала шприц, камфору, кофеин, адреналин, морфий в ампулах, нашатырный спирт, нитроглицерин, аппарат Риварочи, кис¬лородную подушку. Со всем этим чуть ли не бежала, зная, где нахо¬дится дом № 40.
    Вот он - двухэтажный дом, по первому этажу налево. В комнате скопилось много народа. Повелительно-громко попросила всех выйти, родственников — открыть окно настежь.
    Комната была перегорожена матерчатыми шторами. Больной — на кровати, бледный, глаза закрыты, но дышит. Пульс слабого наполнения, аритмичен, тоны сердца глухие. Нашатырный спирт поднесла под нос, виски потерла, ввела камфору, стала проводить искусственное дыхание, дала кислород. Больной открыл глаза, пришел в сознание.
    Боли в сердце и слабость в ногах появились у него во время физического напряжения — носил нагруженные мешки. Больному 60 лет. Поставила диагноз «инфаркт миокарда». Родственникам сказала:
    — Возьмите лошадь, больного надо госпитализировать в больницу. На телегу перенесите на руках.
    Вскоре, как уже начала работать, ночью вызов к ребенку, Вове С. (2 года 8 месяцев). Высокая температура, зев гиперемирован, серо-белые налеты на миндалинах в виде бляшек с переходом справа на слизистую оболочку нёбной дужки, на нёбо. Лимфоузлы увеличены, незначительный отек подкожной клетчатки на шее, вокруг лимфоузлов. Ангина это или дифтерия зева? Подняла грамотного фельдшера Любовь Николаевну Дудукалову, держала совет, вернее, консультировалась. Были случаи дифтерии в поселке в этом году? Нет. Взяли противодифтерийную сыворотку, пошли к малышу, малыша осмотрели вместе, диагноз дифтерии не сняли. Ввели противодифтерийную сыворотку, оставили лекарства, не госпитализировали, так как в стационаре были дети. Маме ребенка сказала о дифтерии, о карантине — чужих детей в дом не пускать. Дали ей освобождение от работы, предупредив - никаких контактов с соседями, взрослых в дом тоже не впускать.
    Утром, до обхода больных в стационаре, сходила к ребенку домой, осмотрела, послушала. Отек не распространяется, при плаче осиплость голоса выражена. Налеты держатся. Любовь Николаевна взяла анализ на посев, больного оставили дома. Но когда появились повторные случаи, поселковый Совет выделил помещение под стационар для госпитализации больных. За период вспышки было зарегистрировано 11 случаев дифтерии среди детей до 10 лет. Один ребенок умер в асфиксической стадии. Для консультации приезжали инфекционист городской больницы Нина Ивановна Батова и эпидемиолог городской санэпидстанции.
    Больных детей, госпитализировав, лечили, проводили карантин¬ные, профилактические мероприятия. Хорошо, что было достаточно противодифтерийной сыворотки. Дети поправились, но сколько они вызвали тревоги, переживаний, волнений, телефонных звонков в СЭС, инфекционное отделение Александровской больницы, горздравотдел. Было и недовольство медицинских работников в связи с перестановкой их на дополнительные работы, увеличением нагрузки при организации и проведении прививок — активной иммунизации детей. В основном медицинские работники отнеслись ответственно к этому разделу работы. Вспышку дифтерии остановили. Много детей было непривитых.
    Так началась работа в моем родном поселке, в прошлом каторжном, так называемом Дуйском посту. Понимала, что работать надо так, как учили в институте профессора: не навреди больному. Прак¬тики нет, знания теоретические, и их недостаточно, а работы много, очень много. В стационаре, на амбулаторном приеме, кроме того, вызовы на дом. В неясных, трудных случаях диагностики по телефону консультировалась с врачами городской больницы.
    Многому училась у опытного фельдшера Любови Николаевны Дудукаловой, которая была со мной на приеме, помогала в выписке рецептов, давала информацию о многих больных, получавших лечение амбулаторно. Умница! Знающий, грамотный фельдшер, читала медицинскую литературу не меньше, чем я. Нередко незаметно давала правильные, грамотные советы.
    По телефону за консультациями обращалась к врачам больницы: Нине Семеновне Симоновой — зав. детским отделением, Валентине Леонтьевне Агаповой — зав. родильно-гинекологическим отделени¬ем, Марии Петровне Данченко — зав. хирургическим отделением, Нине Ивановне Батовой - зав. инфекционным отделением и другим. Они помогали советами в любое время суток.
    В больнице работали опытные медицинские сестры, с некоторыми училась в школе включительно по девятый класс. Это вызывало
    некоторую сложность во взаимоотношениях. Требовалось установить правильные трудовые отношения.
    Однажды вошла в ординаторскую. Медсестры, зав. хозяйственной частью, повар сидят кто на стуле, кто на диване, кто на корточках, некоторые курят, ведут разговоры — одним словом, не у больных. Сказали, что они после обеда больных отдыхают.
    Спокойно, корректно повела беседу, поясняя: — Вы на работе, должны быть возле больных, проводить назначенное лечение, обеспечивать должный уход за больными, особенно детьми, роженицами, родильницами. Условимся: в ординаторскую входить только по делу, на утренние планерки, визирование требований в аптеку, на продукты, меню, при ухудшении состояния здоровья больных, при поступлении больных при неотложных состояниях, для решения вопросов, касающихся работы, больного, питания больных, проведения медицинских процедур, визирования больничных листков. В больнице не курить. Вопросы есть? Нет. Идите, выполняйте свои обязанности.
    Время показало, что поступила правильно. Каждый знал свое рабочее место и выполнял работу согласно функциональным обязанностям. Персонал был дисциплинированный, ответственно выполнял работу: меньше слов — больше дел. Все делали для больного, трудились, не считаясь с личным временем, надо - задерживались, подменяли друг друга.
    Вместо полутора месяцев, как обещал зав. горздравотделом, в Дуэ проработала почти пять лет, организуя и оказывая медицинскую помощь детскому населению, учащимся, шахтерам, строителям. С фельдшером (лечебником) обеспечивала санитарный надзор за детскими учреждениями: 2 яслями, 2 детскими садами, 2 школами в Дуэ и Макарьевке, за учреждениями общественного питания, торговли.
    Проводили медицинские осмотры в детских дошкольных учреждениях, школах, профилактические прививки (вакцинацию, ревакцинацию). Решала вопросы лекарственного снабжения, питания больных, хозяйственные, финансовые, кадровые.
    В первое время не знала, как решать те или иные вопросы, допускала ошибки, особенно связанные с финансами. Конечно, после делала выводы и не допускала новых ошибок.
    В поселковом Совете обязали составить смету расходов по больнице, иначе говоря, бюджет на 1951 год. В этом я совершенно не разбиралась: что к чему, какая статья что обозначает. Помогли. Научили. Спасибо добрым людям. Учили, помогали разбираться в хозяйственных и юридических вопросах работающая тогда директором средней школы Юлия Ильинична Олейникова, работники поселкового Совета.
    Нагрузка была огромная. Вызовы на дом в любое время суток, больше в ночные часы. При высокой температуре, болях в сердце, ранениях, кровотечениях, травмах на шахте, несчастных случаях в быту, отравлениях, других острых заболеваниях. Должности фельдшера по обслуживанию вызовов, скорой медицинской помощи не было — не предусмотрено по штату. Обслуживание вызовов в любое время суток возлагалось на врача. После обхода больных в стационаре, амбулаторного приема в амбулатории обслуживала на дому поступившие вызовы, затем — работа в больнице, где надо повторно осмотреть некоторых больных, находящихся на лечении, вновь поступивших больных, рожениц, заполнить истории болезни больных, рожениц, родильниц. Уделить внимание персоналу, решить хозяйственные проблемы, возникшие вопросы у сотрудников.
    Особенно уставала от ночных вызовов. Только придешь, только успокоишься, начнешь засыпать — стук в дверь, новый вызов на дом, нередко опять в конец поселка, а он протяженностью более пяти километров. На вызове выслушаешь жалобы больного, осмотришь его, послушаешь легкие, сердце, пальпируешь живот, окажешь помощь, назначишь лечение, выпишешь рецепты, посоветуешь родственникам организовать его отправку в больницу или оставить дома, сдать анализы на следующий день и прийти на прием в амбулаторию.
    Молодость, врачебный долг оказать помощь больному придавали силы. В октябре 1950 года решился квартирный вопрос: при амбулатории мне выделили трехкомнатную квартиру (где всегда жили врачи). Двадцать второго октября того же года с Федором, другом юно¬сти, зарегистрировала брак в Александровске, стали жить вместе, любя и помогая друг другу. На ночные вызовы к репатриантам ходила в его сопровождении.
    После семилетней службы в армии он демобилизовался. Опреде¬лили работать с репатриантами. В то время в поселке были поселены репатрианты, уроженцы южных республик страны. Они находились под надзором органов НКВД. Репатрианты на шахте выполняли работу под землей и на поверхности. Заболевшие обращались за меди¬цинской помощью в поликлинику, а также вызывали на дом, по месту жительства. После определенной проверки, воспитания некоторые из них создавали семьи, им это разрешалось, остальных увозили и другие места.
    Многие из репатриантов симулировали заболевания, чаще пояснично-крестцовый радикулит, миозит мышц спины, полиартриты — боли в суставах, острые гастриты, кровотечения при акте дефекации. Кто-то не может говорить — голос исчез, кто-то — ступить ногой: острая боль в коленном, бедренном, голеностопном или других суставах, кто-то не может согнуться, разогнуться, стоит, как жердь, кто-то вдруг потерял слух, зрение, требуя вывода его из шахты на поверхностные работы. Каких только жалоб некоторые не придумывали, требуя освобождения от работы, госпитализации. Во многих случаях симуляцию определяла с помощью фельдшера Любови Николаевны Дудукаловой.
    Например, приходит пациент из репатриантов с жалобами на боли в поясничной области, трудно и больно согнуться, разогнуться, не может работать, требует больничный листок. Заболевания не нахожу, напряжения мышц спины нет, сухожильные рефлексы живые, нормальные, при наклоне вперед отмечает резкую боль в поясничной области, разгибание безболезненное, быстрое. В выдаче больничного листка отказываю, тогда пациент шумит, скандалит, требует, настаивает на выдаче больничного.
    — Идите и трудитесь, молодой человек. Посторонитесь, дайте пройти, позвоню вашему коменданту.
    Стоит, думает, уходит бодро.
    То время прошло, но прожитое не забыто. Особенно ошибки в диагностике, сложные состояния больных, когда, несмотря на проводимый комплекс лечения, больные уходили из жизни. Родственники плакали: ушел близкий, родной им человек. Тяжело это переносить. Бывали и угрозы.
    Один больной туберкулезом из репатриантов (после лечения в туберкулезном диспансере) был выписан. На амбулаторное лечение, инъекции, внутривенное введение лекарственных препаратов и вита¬минов являлся, как ему вздумается, а жил с репатриантами в общежитии. Предупредила о возможных исходах его заболевания. Но вел он себя по-прежнему. Переговорила с главным врачом городского тубдиспансера А. Н. Уховой, настаивая на том, что больной должен получать лечение стационарно, у них. Договорились о госпитализа¬ции, а больной на прием не является и в общежитии его нет. При появлении его на прием даю направление на стационарное лечение в тубдиспансер. В больничном же листке делаю отметку о нарушении режима. Больной требует убрать запись о нарушении. Не убрала. Стал угрожать:
    — Все знаю о вас, когда идете ночью в больницу, на вызов, когда возвращаетесь с вызова, из больницы, когда приходите домой, ложитесь спать, — с горы видно все. Уберите запись о нарушении режима.
    Действительно, дом стоял у горы, окно спальни «смотрело» на нее. Даже страшно стало. Подумала: «Наверное, он был полицаем на оккупированной территории, сколько же он жизней загубил». Но запись о нарушении режима все-таки не убрала, сказав ему о необходимости регулярного лечения в стационарных условиях, поскольку забо¬левание прогрессирует, может привести к плохому исходу.
    — Вы молоды, при лечении поправитесь и долго еще будете жить. Женитесь, дети пойдут, будете их воспитывать. Вот направление, обратитесь в диспансер к главному врачу Александре Николаевне Уховой.
    Помолчал, раздумывая, как поступить. Ответил:
    — Давайте направление, буду лечиться. - И ушел. Возвратился через четыре с половиной месяца, лечился стацио¬нарно в городском диспансере Арковской туберкулезной больницы.

    Посмотрела выписку — процесс закрылся полностью. Сидит довольный, улыбается, но руки держит в карманах. Попросил сидящего со мной на приеме фельдшера Любовь Николаевну Дудукалову оставить нас одних, ему надо поговорить со мной.
    Сказала Любови Николаевне, мол, надо делать перевязки больным, а взглядом дала понять: будь настороже. Смотрю на больного, волнуюсь. Спрашиваю:
    — Что хотели сказать? Слушаю.
    Вижу, медленно вынимает руки из карманов (в этот момент вспомнила его угрозы, подумала: «Убьет»), а он достает два больших яблока, кладет на стол:
    — Извините, был неправ и под градусом. Вы убедили лечиться, сейчас здоров. Спасибо, простите.
    И ушел, оставив яблоки на столе. Конечно, яблок тогда не было, нам так хотелось их съесть, но проявили осторожность. Вдруг все это бравада, а яблоки отравлены. Оставил ведь их репатриант, прежде угрожавший. Анна Григорьевна, санитарка, порезала яблоки мелко¬мелко и выбросила в мусорное ведро. Договорились никому об этом не говорить.
    Работа осложнялась еще и тем, что было много неясного в диагностике (рентгеновского кабинета нет, лабораторные обследования ограничены). На базе Александровской горбольницы, клинико-диагностической лаборатории, горСЭС (биохимической) подготовили лаборанта. Не всегда могли направить больного по состоянию здоровья на консультацию в город, поэтому подбирали больных, вызывали консультантов к себе. Много читала литературы по диагностике детских, инфекционных, неврологических, урологических болезней.
    Средний медицинский персонал активно помогал мне в работе. Быстро внедрили лечебно-охранительный режим по Павлову. Тогда лому методу придавали большое значение. И больные, и персонал разговаривали тихо, ходили только в тапочках, никаких каблучков, никаких громких разговоров. В стационаре — тишина, иногда слыш¬ны только стоны больных и радио в столовой. Тогда мы работали уже В новом здании. Его построили под общежитие, но начальник шахты И.О. Подвысоцкий и профсоюзный шахтком передали его под больницу. Радость была беспредельная.
    До меня в больнице работал врач В. В. Колосихин. Работал тоже один. Его арестовали за то, что необоснованно выдавал больничные листки (по просьбе своей жены-учительницы) молодым репатриантам. Суд над ним был в Дуэ. Прокурор из Александровска настоял на моем присутствии в суде. Он выразился так:
    — Чтобы это уроком было.
    Год от года набиралась ума-разума, познавала юридические законы, приказы по здравоохранению. Работала в Дуэ, а затем — в Мгачи, Александре веке, облздравотделе, где в течение 22 лет курировала вопросы лечебно-профилактической помощи населению, в том числе раздел временной и стойкой экспертизы трудоспособности. Контролеров было много: облздравотдел, главные врачи районов, ЦРБ, доверенные врачи, особенно профсоюзные комитеты.
    На мой взгляд, профсоюзы уделяли внимание не столько улучшению оз¬доровления условий труда, соблюдению техники безопасности на предприятиях, сколько заболеваемости с временной утратой трудоспособности.
    В последующие годы работа проводилась в тесном контакте с областной врачебно-трудовой экспертной комиссией, председателями областной ВТЭК Марией Михайловной Жибровой, Еленой Корнеевной Филипповой. Выезжали в районы, проверяли обоснованность выдачи больничных листков, качество проводимых оздоровительных мероприятий больным, находящимся на лечении, и диспансерной группе работающих контингентов. Результаты проверок обсуждали на врачебных конференциях, совещаниях в районах. Крупные нарушения в работе врачей рассматривали в облздравотделе на комиссии по ВТЭ с принятием решения комиссии или изданием приказа облздравотдела.
    Мария Михайловна Жиброва работала терапевтом, заведующей терапевтическим отделением, главным врачом поликлиники № 2 г. Южно-Сахалинска, затем председателем областной врачебно-трудовой экспертной комиссии. Ее все врачи почитали, уважали. Спокойная, внимательная к больным и врачам, она глубоко анализировала причины болезни больных. Уделяла внимание профессиональной патологии среди шахтеров — пневмокониозам, среди лесников — вибрационной болезни. Но вернемся в Дуэ. В 1952 году я обратилась в облздравотдел с просьбой о выделении ставки фельдшера для обслуживания вызовов на дому. Рассматривали заявление более года, но все же ввели должность вызывного фельдшера в марте 1953 года, на которую назначили Любовь Николаевну Дудукалову. Грамотная, внимательная к больным, она хорошо справлялась с обязанностями.
    За врачом остались вызовы в стационар при патологии родов, несчастных случаях на шахте, ранениях, отравлениях, криминальных абортах, сопровождающихся кровотечением. Криминальных абортов было много, женщины дома ждали выхода плода, при кровотечении их доставляли в больницу, нередко в септическом состоянии.
    Однако ошибки, неправильные действия были. Так, поступила женщина 40 лет с маточным кровотечением. Вмешательство по прерыванию беременности отрицала, задержка месячных 7 недель. Не поверила я ей:
    — Пока не скажете механизм прерывания беременности, операцию делать не буду.
    Больная плакала, бледная, пульс у нее был слабого наполнения. При вагинальном обследовании я определила плотную увеличенную матку, шейку матки с кровоточащей язвой. Кровило из язвы и шеечного канала. Лимфоузлы паховых областей увеличены. Кровотечение остановила, вводя внутримышечно, внутривенно лекарственные препараты. И попросила у нее прощения за недоверие к ее анамнезу. Это было для меня уроком на всю жизнь: доверяй больному.
    Нередко сложно было установить больному диагноз даже после обследования, осмотра врачами узкой специализации, но отказывать ему, не верить — нельзя! Не имеешь права. Это стало для меня правилом на всю жизнь, этому я учила других.
    В тот период регистрировалось много несчастных случаев на шахте и в быту с тяжелыми травмами, смертельными исходами. В администрации шахты, шахткоме их называли «нулевками». За производственный травматизм спрос с начальников участков и главного инженера шахты был строгий. К сожалению, число производственных травм, в том числе и «нулевок» со смертельным исходом, не сокращалось. Вероятно, этому способствовали несоблюдение техники безопасности, неправильно проведенные выработки угля, крепление штреков, в том числе бывшими акционерами-японцами.
    Летом 1953 года при обвале на угольном складе завалило почти всю бригаду работающей смены. Одиннадцати из них оказали медицинскую помощь по пути следования и в стационаре. В пути следования помощь оказывали горноспасатели ВГСЧ. Семь человек откопали мертвыми. Тяжело было видеть физически крепких мужчин, покрытых угольной пылью, бездыханными. Тяжело было видеть скорбь близких, их неутешное горе.
    Откопанным и живым оказывали медпомощь, проводили санитарно-гигиеническую обработку. Вызвали специалиста-хирурга, судебно-медицинского эксперта из Александровской больницы.
    Спасательными работами, пока не откопали всех, руководили на¬чальник шахты Петр Осипович Подвысоцкий и ВГСЧ. Потом и Подвысоцкому пришлось оказывать помощь — стенокардия, предынфарктное состояние. После погибших укладывали в гробы одного за другим и увозили на лошадке в клуб Макарьевки. Там прошла гражданская панихида. Прощались с шахтерами все жители поселка.
    Прибыла правительственная комиссия из Москвы, были и из Южно-Сахалинска и Александровска. Главного инженера шахты Иванова за бесконтрольность в работе по охране труда и технике безопасности арестовали и судили.
    В больнице акушеркой работала Валентина Атрохина. Она закончила Александровское медицинское училище. Принимала участие в медицинских осмотрах работников детских дошкольных учреждений, школ, общепита, торговли, медицинских работников. По установлении беременности на врачебном приеме беременных женщин под наблюдение передавали ей. Она периодически назначала обследование женщин в лаборатории, следила за развитием плода. В предродовой, в родильном зале при правильном положении плода роды вела она. Молодая, внешне привлекательная, она быстро вступала в контакт с женщинами, роженицами, родильницами, учила их правильному поведению при родах, кормлении новорожденных. При патологии родов, неправильном положении плода, при неотхождении последа, наложении швов при разрывах шейки матки приглашала врача. Патронировала беременных — она, роды вела — она, психотерапию в родах проводила — она, после выписки из родильного зала наблюдала женщину и новорожденного на дому — тоже она. Задорная, веселая, с искоркой в глазах, уложит беременную, осмотрит, прослушает, погладит живот роженицы, научит, как вести себя при потугах. Всегда и везде успевала, находилась там, где была нужна женщинам, роженицам, родильницам и новорожденным. Она часто сутками не выходила из родильного зала. В тот период за переработку — никакой доплаты. Никто даже этого вопроса не поднимал. Считали: так нужно, такова моя специальность, такова работа и зарплата.
    Работая в Дуэ, я стала матерью. В последние дни послеродового декретного отпуска фельдшер Любовь Николаевна Дудукалова сообщила мне, что на приеме был учитель школы Андрей Иванович Семенов. У него — двухстороннее воспаление легких. От госпитализации отказался. Я попросила врача Марию Тимофеевну Трофимову, заменяющего меня на период декретного отпуска, отправить больного на лечение в терапевтическое отделение Александровской городской больницы.
    Считала, что его должен лечить другой врач (школьная любовь с 9-го класса). Но он все-таки категорически отказался ехать в город и был госпитализирован Марией Тимофеевной в нашу больницу.
    Через три дня Мария Тимофеевна передала мне всех стационарных больных, возвратилась в городскую больницу. Она была состоявшимся терапевтом, но работа на врачебном участке, акушерство, ин¬фекция ее пугали. Относилась ко всему этому с большой тревогой, часто плакала, особенно при патологии в родах, криминальных абортах, кровотечениях, серьезных травмах, ранениях.
    При отъезде Мария Тимофеевна сказала:
    — Слава Богу, отмучилась.
    Андрея Ивановича не увезла в терапевтическое отделение городской больницы, он опять категорически отказался. А в стационаре отказывался от инъекций, беря таблетки, не принимал их. Короче, не лечился. Температура у него продолжала быть на высоких цифрах. Я пригласила зав. терапевтическим отделением Александровской больницы А. В. Решетникову на консультацию. Больной и на этот раз не дал согласия на перевод в городскую больницу. Внесли коррективы но лечению пиелонефрита.
    Во время осмотра больного, сидя рядом с ним на кровати, видела его печальный взгляд, слушала заверения, что будет принимать лекарства. При пальпации живота на вопрос: «Больно?» — он в ответ отрицательно качал головой, норовил свою руку положить на мою.
    Состояние его резко ухудшилось. Он терял силы, нарастала интоксикация. Ввели внутривенно растворы, 150,0 г крови I группы, витамины, назначили оксигенотерапию. Жаловался на сильные головные боли. Возникло подозрение на менингит. Позвонила инфекционисту Нине Ивановне Батовой, которая посоветовала сделать спинно-мозговую пункцию.
    Андрей Иванович был первый больной, кому проводила спинно¬мозговую пункцию, прежде почитав, как ее делать. Менингит исключен. Дома, расстроенная, рассказывала маме, как протекает его болезнь. Она, зная, что врачи приезжали из городской больницы, спросила:
    - А не подумали врачи на брюшной тиф? Я видела, выхаживали таких больных.
    Сразу позвонила зав. инфекционным отделением Нине Ивановне Батовой, проинформировала: пятнадцатый день высокая температура, постоянная головная боль, боли в животе, язык обложен беловато-коричневатым налетом, сухой, кончик языка свободен от налета. В легких хрипы, тоны сердца приглушены, 56-57 ударов в одну минуту, в животе урчание, болезненный справа и вокруг пупка. РОЭ -умеренно повышенная, сыпи на теле никто не видел.
    Инфекционист рекомендовала взять анализы кала, мочи на посев, серологический - на Видаля. Утром анализы отправили в лабораторию горСЭС, городскую больницу. Приехали из города врачи - инфекционист, терапевт.
    Больного осмотрели, проанализировали, к имеющимся заболе¬ваниям присоединили брюшной тиф. Отрегулировали лечение, но надежду на выздоровление потеряли. Приходили проведать его родственники, учителя, учащиеся, знакомые. Это у персонала отнимало много времени, поэтому на дверях вывешивали бюллетень о состоянии его здоровья. На 22-й день болезни Андрей Иванович умер. На секционном вскрытии диагноз брюшного тифа, воспаления легких, пиелонефрита подтвердился.
    Провожали Андрея Ивановича в последний путь все родственники, учителя, учащиеся школ. Ушел из жизни мой школьный товарищ, друг юности, человек, который умел любить, которого не сразу убедили лечиться, которому не смогли снять депрессию, интоксикацию, которому не смогли спасти жизнь.
    Долгое время мучила мысль: а в городской больнице, возможно, он поправился бы. Но его дважды консультировали, корректировали лечение районные специалисты: терапевт и инфекционист.
    Сколько живу, столько и помню этого больного: печальные зовущие серые глаза, опушенные длинными пушистыми ресницами. Уход из жизни в расцвете лет. Почему он потерял желание к жизни, отказывался от лечения? А врачи не могли ему помочь.
    Работая, постоянно входила с предложениями в поселковый Совет, спорила, конфликтовала с председателем Шингаревым. Последние два года была членом исполкома. Мало выделяли средств на текущий ремонт, мягкий и твердый инвентарь. Не решался вопрос о выделении санитарного или гужевого транспорта для доставки тяжелобольных в стационар, при надобности — в отделения городской больницы или на консультацию, рентгенологическое обследование в поликлинику. Все это усложняло работу, отнимало много времени. При председателе поселкового Совета А. П. Ярисове контакт в работе, взаимоотношения и практическая помощь, особенно в области финансирования, стали лучше.
    Директор школы Юлия Васильевна Олейникова, мама и муж советовали мне вступить в партию. По их убеждению, будут больше помогать в финансовых, хозяйственных и других вопросах. Подала заявление, дали рекомендации. В 1953 году на заседании бюро Александровского горкома партии два члена высказались против моего приема кандидатом в члены ВКП(б). Основная причина - механически выбыла из комсомола, так и из партии может уйти, если появится желание. Особенно был против второй секретарь ГК партии Николай Андреевич Козлов. Но большинством голосов приняли, первый секретарь ГК партии Михаил Иванович Первушкин сказал:
    - Приняты кандидатом в члены ВКП(б), но помните, что не единогласно.
    Через год приняли в члены КПСС, но облегчения в работе, особой помощи со стороны власти не ощутила, однако дополнительных нагрузок прибавилось.
    Новый неприятный случай. В порту при отгрузке угля на японское судно на транспортерной ленте 18-летняя девушка Зоя К., только начавшая трудиться, получила тяжелейшую травму. У нее вырвало правую верхнюю конечность, плечевой сустав, лопатку. Сосуды крупные, кровотечение большое, шоковое состояние, низкое кровяное давление. Операция проводилась долго. Кровотечение остановили, внутривенно вводили кровь, растворы, витамины, болеутоляющие.
    И еще один. Больной К., 37 лет, пекарь, упал с вершины мыса Воевода, с высоты 13—14 м, получил множественный двухсторонний перелом одиннадцати ребер, размозжение в области головы, спины. Операцию проводили в перевязочной. Когда больной поправлялся, сказал:
    — Помню, летел, как ангел, упал, как черт, ничего уже не помнил. Выздоровел — и снова в пекарню.
    Сложно было проводить судебно-медицинскую экспертизу при смертельных случаях в быту.
    Прокурор А. Бакши часто обязывал проводить судебно-медицинскую экспертизу, выдавать заключение о причине смерти. За советами по телефону обращалась к патологоанатому, судебно-медицинскому эксперту Александровской городской больницы Захару Максимовичу Чайченко. Он много знал, много проводил судебно-медицинских экспертиз, докладывал о них на патологоанатомических конференциях. Он — специалист высокой квалификации, врач-педагог. Два мальчугана на обширной площадке между Дуэ и Макарьевкой (прежде на этом месте был угольный склад) гоняли мяч, и оба провалились через внезапно образовавшуюся глубокую яму под землю. Вызвали горноспасателей. Приехали они быстро. Машину оставили, не доезжая до места обвала, спустились под землю. Одного мальчика подняли, всего усыпанного угольной пылью, без сознания. Оказали врачебную помощь и на машине горноспасателей увезли в больницу. В пути — нашатырный спирт, кислород, в больнице — внутривенно физиологический раствор, глюкоза, витамины. Второй мальчуган погиб, подняли на поверхность без пульса, без дыхания. Расследованием установлено: в период концессионных работ по добыче угля подземные работы были проведены с нарушением техники безопасности, что и привело к обвалу.
    В 1953 году работать в больницу приехали терапевт Нина Петровна Кишкарева и акушер-гинеколог Вера Федоровна Стадник. С радостью встретили врачей медицинские работники и население. Были выделены часы приема акушера-гинеколога, терапевта. Работать стало намного легче. Врачи лечили больных, проводили диспансеризацию, медицинские осмотры, профилактическую, санитарно-просветительную, гигиеническую работу среди работающих контингентов, учащихся, женщин, детей дошкольных учреждений. Уделялось большое внимание выявлению больных со злокачественными заболеваниями и с туберкулезом.
    В конце мая 1955 года на беседу пригласил первый секретарь горкома партии Михаил Иванович Первушкин. Рассказал о сложных отношениях в коллективе больницы пос. Мгачи с главным врачом. Предложил работу главного врача больницы. Стала отказываться. Причина? Хочу быть хирургом. Тем более, что в 1950 году мне обещали через полтора месяца работу в хирургическом отделении Александровской больницы. Прошло почти пять лет... Мечты, мечты, где ваша сладость, когда они превратятся в жизнь? Уже пять лет, как хирург К. А. Феоктистова в г. Южно-Сахалинске, а она обещала учить меня хирургии. Как договор закончится, надо уезжать в г. Южно-Сахалинск.




    Источник: aleksandrovsk-sakh.ru
    Просмотров: 886 | Добавил: allike | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0